LUKAS BAKKET
Лукас Баккет

https://pp.vk.me/c629419/v629419409/36147/77aDCg1crK8.jpg

Возраст: 21
Место жительства, занятость: Даунтаун, разнорабочий на рыбном заводе.
Проклятый род: Уилкокс.
Никнейм в чате:

Биография:
«Это Чертово Море... волна за волной обрушивается на берег, скрежещет галькой неистово, и, безжалостно разрушив все мои башенки, отступает, присвоив все мои камни себе, чтобы снова набрать силу, чтобы снова разрушить все, что я успею построить...
Пошло оно все нахрен.. пошло.. все.. нахрен.. ПОШЛО ВСЕ НА ХРЕН!!! ПОШЛО ВСЕ НАХРЕНПОШЛОВСЕНАХРЕН!!!ДЕРЬМОДЕРЬМОДЕРЬМО!!!!!» (неразборчивые и перечеркнутые записи, продырявленная ручкой бумага).
Из обрывков дневника Лукоса Баккета

У матери его была не совсем счастливая судьба.
Она жила в правильной, чистенькой семье. Родители были очень приличными и заботливыми, когда когда речь касалась семейной репутации. Отличные отметки, учтивое поведение, одобренная одежда.
Рэй показал ей иной мир. Совершенно естественно, что под таким прессом давления и запретов она потянулась за ним. Да и его прикалывало какими глазами она смотрела на него. Однажды выдернув тихую и закомплексованную Мэри из под опеки предков, он ни разу не прогадал: любое его желание исполнялось, любые его начинания поддерживались, ну и тайные траты родительских денег, разумеется... «Детдомовское отродье», сказал бы мистер Клауд. Он всегда жил как хотел, делал что нравится, всегда старался не упустить своего и ни во что не влипнуть.
Мистер и миссис Клаут узнали обо всем слишком поздно, а потому все предпринятые меры оказались четны.
Когда Мэри забеременела, родители вышвырнули ее на улицу.
Рэй же неожиданно исчез из города. Поговаривают, что узнав о положении Мэри, он просто перепорхнул в другой город. Он очень много говорил с друзьями об этом переезде, и даже Мэри хотел взять с собой, но все медлил, за каким-то чертом...  Заядлые его кореша, впрочем, сильно негодовали на отсутствие прощальной пьянки, оставленные шмотки, да и вообще, не так это делается.
Все на сто процентов были уверенны, что Рэй уехал в один из соседних городков. Да, вероятнее так все и было, просто странно как-то, что никто ничего не знал наверняка..
Что делать Мэри в сложившейся ситуации было не совсем понятно. Друзей у нее особо не наблюдалось, знакомым было не до нее, кроме разве что...
Милый, добродушный и чересчур очкастый Фрэнк, вечный сосед по парте, которому не мешало бы время от времени пользоваться дезодорантом... Он всегда следил за ее жизнью и кротко ждал момента, когда понадобится его помощь. Он наверное штаны обмочил, когда узнал...
«Даже если вас проглотили — по прежнему остается два выхода». Бородатый прикол.
Безотчетное желание сохранить жизнь ребенку человека, которого она так любила несмотря ни на что, подтолкнуло ее принять предложение Фрэнка. Его родители были категорически против (еще бы), но кроткий Фрэнк проявил неожиданную твердость в своем решении, и свадьба все-таки состоялась. Ни одна фотография не уцелела в пожаре.
Люку было двенадцать, когда мать покончила с собой. Летом светает рано, в половину пятого еще не взошедшее солнце довольно ярко освещает безликий Даунтаун. Достаточно ярко, чтобы разглядеть мертвую фигуру на земле.
Бедная Мэри опять проснулась ни свет ни заря и вышла на балкон покурить. Как бы Френк ни протестовал, бросать она не собиралась, вот еще!..
Говорят она прыгнула специально вниз головой, чтобы наверняка сломать себе шею, но по факту - она ничего не решала. Ни предсмертной записки, никакого послания — она  точно не собиралась этого делать, когда выходила на балкон... просто земля позвала ее.. как-то так.
«Даже если вас проглотили — по проглотили по прежнему остается два выхода». Никто ведь не запрещает попробовать сначала один потом другой...
Спустя месяцы после похорон на кладбище самоубийц, Фрэнк так и не оправился и все сильнее уходил в себя.
Люк в это время был на попечительстве сестры отчима, тети Лилии, дамы так же весьма очкастой (казалось у нее была целая коллекция очков на все случаи жизни). Будучи старой девой и видимо стараясь наверстать упущенное, мисс Баккет «как следует» занялась «воспитанием и развитием бедного, запущенного ребенка». Она первая заметила некоторые отклонения в поведении Лукаса, и это она с ног сбилась и выплакала все свои еле зрячие глаза, пока таскала его по врачам и психиатрам, когда, после смерти родителей, у мальчика начались уже серьезные проблемы...
Каждое утро Фрэнк готовил себе два куриных яйца в мешочек, два тоста и чашку кофе с сахаром, и это утро было не исключением. Поднявшись по все еще заведенному на каждый будний день будильнику, ровно во столько, чтобы успеть поесть, привести себя в порядок и дойти до работы, Фрэнк поставил яйца на огонь. Вскоре вода закипела, слегка выплескиваясь, а яичная скорлупа начала беспокойно стучать о стенки кастрюльки. Пошел уже третий день, как его уволили с рыбного завода. Попал под сокращение. Родным он не говорил. Да и..после смерти Мэри все события постепенно утратили свои важность и значение.
Почувствовав слабость, он пошел обратно к дивану, забыв про плиту, лег и не вставал больше.
Через полтора часа дым уже во всю валил с кухни, расползаясь, через каждую щель отвоевывая себе пространство, отравляя воздух. Фрэнк мог бы спастись, но не захотел. «Как иронично, меня прикончит собственный завтрак,» подумал он и закашлялся...
Люк рос угрюмым и беспокойным ребенком. Чем старше он становился, чем сильнее походил на Рэя, тем холоднее становились его отношения с матерью. Любовь, которая когда-то спасла ему жизнь, давно успела, как это часто бывает, превратиться в ненависть. Перед Фрэнком она еще контролировала себя, но когда тот был на работе, Мэри частенько била малыша, если тот вздумал плакать или шалить. Плакал он очень часть, его крик порой сводил его мать с ума. Она хлестала его до страшных кровоподтеков, а после, опомнившись, долго плакала с ним в обнимку.
Когда же Люк пошел в школу, из-за синяков, оставлять которые Мэри так и не перестала, по началу были проблемы с учителями. Однако позже Люк сам стал большой занозой в заднице учителей. Опаздывал, беспрестанно дрался, не делал письменных домашних заданий. Контрольные тесты, правда, почти все сдавал на отлично, чем еще сильнее бесил учителей.
… Утром, не понятно отчего, он проснулся раньше, чем обычно, но не понял этого. Матери в комнате не было, с балкона тянуло сигаретным дымом. «Она опять забыла потушить бычок...», подумалось ему, «минут через пять войдет отец, пожелать доброго утра, и опять: Мэри, сколько можно об этом беседовать, и какой пример, и бла-бла-бла... И опять: оставь меня в покое, и это моя жизнь — нет уж! Лучше пойду затушу, как в прошлый раз и никаких...» Пространство пошатнулось как чертов пудинг, горло судорогой воздух втянуло, все чувства внешние разом прекратились — он увидел. Мэри, в неестественной позе, как опрокинутая с дивана кукла, лежала под балконом...
После пожара Лукас окончательно угодил в плен тети Лилии, с ее бесконечными правилами, врачами и рыбьим жиром.
Наглядная перспектива и неизбежность смерти на столько поразили его еще не сформировавшееся сознание, на столько потрясли его, и без того хрупкий, внутренний мир, что он просто не был способен думать о чем ни будь еще.
В школе все стало еще хуже. Не смотря на слезливые (и, пожалуй, не совсем искренние) речи преподавателей, о «соболезнуем» и «поддержим Лукоса Баккета в такое тяжелое для него время», недруги, ни сколько не сомневаясь, подстерегали его после школы (на столько сильные у него были проблемы с коммуникабельностью). Прогулы участились, неуды грозно зияли в журнале, предвещая неминуемое отчисление. И, сколько бы не бушевала мисс Баккет, все бес толку. Даже своего хомяка — выселением которого можно было бы попытаться пригрозить — он отдал на попечение одноклассницы... Кэт, кажется.
Однажды ему крепко досталось, а она подошла и спросила: «Эй, ты как? Помощь нужна?» На это он ей буркнул что-то типа «отвали» или «не твое дело», как-то так. Разумеется это не сделало их друзьями, но когда подошел критический момент, и хомяка непременно нужно было кому-то доверить — он ни сколько не поколебался в выборе.
Люк вообще животных не очень любил. Но, настрадавшись от чрезмерного внимания своей близорукой тетушки, на следующий же день после короткого кухонного инцидента с мышью, когда несчастная мисс Баккет, вереща от страха, влезла на хлипкую деревянную спинку стула, Люк, с невозмутимым видом, притащил в дом злосчастного хомяка, при виде которого у тети Лилии затряслись поджилки, объявил, что у него отныне наконец-то появился настоящий друг, как и советовал доктор, а тетя должна только искренне порадоваться этому событию! Все. Избавиться от хомяка — нельзя, потому что сраный психиатр действительно говорил что-то подобное о домашних питомцах. Посторонним (тете например) заходить в его комнату отныне — нельзя, так как хомяк, порой, ни фига не в клетке сидит. «Идеальное преступление».
Смерть жизни на замену, не важно человек ты или хомяк. Как только Люк почувствовал, что привязывается к зверьку, тут же избавился от него. Лучше ничего не иметь, чем потерять что-то важное или жить в страхе, что потеряешь.
Кэтти он это не рассказывал. Он вообще ничего толком ей не объяснил, так что сцена с вручением хомяка, вышла до того глупой, что Люк в дальнейшем вообще старался не попадаться Кэт на глаза..
Страх потери, неизбежность смерти, бесполезность начинаний, бессмысленность созидания. Казалось бы все подростки так или иначе предаются такой вот меланхолии... Вот только степень хандры не вписалась в рамки приличий на столько, что пришлось даже уехать из города.
Скандал тот еще вышел. Подробности во времени слегка затерялись, но общий смысл был в том что Люк сорвал занятия и подрался у Учителем Истории.
«(оборвано и размыто) Я не вытерпел тогда, сказал, что все чем мы здесь занимаемся — не имеет смысла, что (не читаемо) лет в двадцать и каждый по своему.. что-то типа того. - Ну я же до сих пор жив, Баккет, и даже можно сказать не жалуюсь,- сказал он мне. Я ответил, что он просто бесчувственный ублюдок! Так ему и сказал! И тут он (не читаемо) Я, говорит здесь не просто так. - Они станут такими же как я — и выживут. А ты, чувствительный ублюдок... (и тут он усмехнулся, я точно виде как он это сделал!) Ты может быть действительно **нешь ****подворотне******ЧЕРТОВГАНДОН!*****ВРЕЗАЛ БЫ*****ЕЩЕ!!!! (концы оборваны, надписи размыты)»
Из обрывков дневника Лукоса Баккета.

15 с половиной ***бург.
Сочная зелень аллеи непривычно глаза резала, серебрясь под теплыми лучами после дождя. Тяжелый, горький, усиленный испарением запах желтых цветов дурманил голову, но было хорошо...
Каждый раз думая о Джес после всего... он старался вспомнить именно тот солнечный день, когда они случайно встретились в парке. Ее светлые, подернутые рыжинкой волосы переливались. Открытое круглое лицо с россыпью веснушек сияло хорошим настроением. Он не мог не улыбнуться, глядя на нее. Не смотреть на нее он тоже не мог. Что-то новое произошло с ним тогда, чудесное что-то.  Люк заговорил с ней, не совсем понимая зачем, просто плыл по этому теплому течению. Заговорил, словно обычный парень, которого заинтересовала проходящая мимо цыпочка. Словно он не наблюдался последние три года у психиатра, не переезжал с теткой в этот город, скрываясь от ненависти, словно его не мучили приступы тоски и безысходности, когда он почти задыхался от внутренней боли и не мог ответить что конкретно с ним происходит. Словно его родители не умерли, а просто уехали на Гавайи отдыхать, да.. они очень-очень устали..
Он будто проснулся от тяжелого сна и вдруг обнаружил, что все хорошо. Впервые за долгое время он ничего не боялся и не думал о последствиях. И это было прекрасно.
19 лет. Баккет очень постарался. Они с Джес закончили одну и ту же школу, поступили в колледж, съехались. «Все по серьезному теперь». Его по прежнему слегка беспокоили «припадки», которые с меньшей очередностью, но все же накатывали на него. Но Люк брал себя в руки, пил таблетки, стискивал зубы и старался думать о Джес. Всего пару раз, он затевал драку, но если взять статистику за последние годы он был вполне себе молодец.
Как-то вечером они готовили вместе. Овощной салат обещал выдаться на славу. Баккету как всегда было поручено резать лук. И все было так просто и хорошо.. Она рассказывала что-то, он перебил ее на полуслове: «Джес, ты выйдешь за меня?» Она замолчала, глаза засверкали, щеки и лоб покраснели. «Что ты вдруг, - хотела предать голосу невозмутимости, но он ее подвел, - а свечи? А кольцо?...» быстрыми уверенными движениями он разрезал лук так, чтобы выделить небольшое колечко, схватил зажигалку с подоконника и, не совсем понимая что делает, надев ей луковое кольцо на палец и чиркнув зажигалкой, спросил, глядя прямо в глаза с абсолютно серьезным видом: «Джес, ты выйдешь за меня?»
И они начали копить на свадьбу. Купили огромного страшного Микки-копилу и отправляли туда частичку бюджета каждый месяц.
Прошел еще один год. Здоровье поправилось, учеба продвигалась, вырисовывались не хилые перспективы. Люк чувствовал себя абсолютно уверенно. Однажды, докуривая вечернюю сигарету у окна, он победоносно вскинул фак в ночную пустоту, в сторону, как ему хотелось думать, прошлого темного города, дескать, выкуси! Пусть другие прозябают в твоей блевоте, а я вырвался!

Возвращаясь в Даунтаун с намерением дожить еще сколько-то, прежде чем «придет время», Люк все пытался вспомнить (отрешенно, словно слепой на ощупь), когда, в какой момент все пошло по п**де...

Характер:
В период его жизни с Джес, Люк вполне смог решить ряд своих проблем, касающихся общения с людьми. Однако возвращение в Даунтаун в купе с событиями предшествовавшими этому побегу отразились на нем потерей всего нажитого непосильным трудом дружелюбия.
Очень тяжело сходится с людьми. Нетерпеливый, раздражительный, всегда при своем мнении. Когда хорошее настроение любит поязвить (как ему кажется). Жаждущий - снедаемый очередной страстью. Бегущий, ищущий покоя.

Факты о персонаже:
Единственный верный способ остановиться  — принять земляную ванну. Именно за этим он и вернулся в ненавидимый им город.

Связь с игроком:

Пожелания: